Две войны майора Луца

unnamed

Когда в начале мая 1986 года сержанту мили­ции Советского РОВД Гомеля Михаилу Луцу предложили отправиться в командиров­ку для охраны населённых пунктов Бра­гинского района, вошедших после аварии на Чернобыльской АЭС в так называемую 30-километровую зону отселения, он, не раз­думывая, согласился. Сегодня ветеран орга­нов внутренних дел, майор милиции в запасе так обосновывает своё тогдашнее решение:

— Во-первых, ещё со времён службы в погран­войсках КГБ СССР я усвоил — просьба коман­дира практически ничем не отличается от приказа. Который, как известно, не обсуждается, а выполня­ется. Немалую роль сыграло и то, что сам я родом из деревни Рыжков Брагинского района. Там тогда родители жили. А кто ж откажется за казённый счёт домой наведаться? Ведь нас направляли в деревню Савичи, а это совсем недалеко от моего родного села. Но самое главное, что предлагали настоя­щее, серьёзное дело, по которому я после службы очень скучал.

gomelchanin-cher…rnobylskuyu-zonuМихаил Луц (сторож Советского (г.Гомеля) отдела Департамента охраны, работает более 10 лет)

На этом мотиве есть смысл остановиться особо. Дело в том, что срочную службу бывший меха­ник колхоза «Чырвоны Кастрычнiк» Брагинского района Михаил Луц проходил в составе мотома­нёвренной группы Среднеазиатского погранич­ного округа. Ровно два года, с февраля 1983-го по февраль 1985-го, в её составе выполнял интерна­циональный долг на территории ДРА. Эти годы в судьбе Михаила Леонтьевича слились в бесконеч­ную череду боевых выходов, рейдов, засад, стол­кновений с бандами моджахедов. Трудно приходи­лось, а порой невыносимо, но молодому парню (и не ему одному) придавало сил чувство сопричастно­сти к выполнению важной государственной задачи.

После службы пришёл в милицию. Тогда в мечтах многое повидавшего и пережившего юноши рисова­лись погони, задержания и раскрытие самых запу­танных преступлений. На деле всё оказалось куда прозаичнее.

— Четвёртого мая, в день, когда стали набирать добровольцев для десятидневной командировки в «зону», была православная Пасха, — вспоминает Михаил Леонтьевич. — Мы несли службу по охране общественного порядка на территории одного из православных храмов Советского района. Спору нет, дело нужное и важное, но, сказать по чести, монотонное, не особо вдохновляющее. Так что пред­ложение отправиться в Брагинский район пришлось как нельзя кстати.

То, что увидел Луц на своей малой родине, оста­вило в его сердце рубец на всю жизнь. В глубине души он ожидал застать привычную для поздней весны картину. Утопающие в молодой зелени и цветущих садах сельские дворы, копошащихся в поле и на огородах людей, поднимающую столбы пыли сельскохозяйственную технику, стада коров и соскучившихся по солнечным дням стариков, что-то обсуждающих едва ли не на каждой лавочке. Ничего этого, такого привычного, а потому до боли родного, больше не было. Деревья в садах, дома с распахнутыми ставнями, даже пересушенное бельё на верёвках во дворах были. А вот людей не было. Только ошалевшие и ничего не понимающие собаки, соскучившись по человеческой ласке, с виз­гом бросались к патрулирующим деревни милици­онерам. Да настороженно поглядывали с заборов коты, разжиревшие на ранее недоступных съест­ных припасах, которые теперь можно было брать безбоязненно, не опасаясь хозяйского тапка.

— Тогда много говорили о нейтронной бомбе, — с горечью повествует Михаил Луц. — Мол, после её взрыва всё живое погибает, а инфраструктура остаётся нетронутой. Поэтому в «зоне» складыва­лось ощущение, что ты стал невольным свидетелем испытаний этого дьявольского оружия.

За время командировки Михаилу Луцу ни разу не довелось не то что задержать, а даже повстре­чать мародёров. Люди просто ещё не избавились от потрясения, считает Михаил Леонтьевич. Слишком скоротечным, неожиданным, а потому трагичным оказался для всех вынужденный отъезд с обжитого годами места.

Ровно через год Михаил Луц снова оказался в этих же местах. Вторая чернобыльская коман­дировка длилась месяц. Савичи к тому времени заметно изменились. Большая и людная некогда деревня хирела на глазах. Заросли хмызняка покрыли дворы и огороды, по разбросанным во дво­рах пожиткам можно было сделать вывод: оправив­шись от первоначального шока, любители пожи­виться за счёт чужого добра то и дело наведыва­лись в брошенные деревни. Одичавшие собаки уже не бросались радостно к непрошенным гостям, а недоверчиво посматривали в их сторону, стараясь держаться подальше от человека.

— После той командировки, — задумчиво делится Михаил Леонтьевич, — я долго думал, где человеку труднее? На войне, под пулями, где прихо­дится каждый раз смотреть в лицо опасности, или в такой вот безлюдной деревне, где явно тебе ничто не угрожает, но душу постоянно бередит какая-то тревога. И, честное слово, так и не нашёл для себя однозначного ответа…

Александр Евсеенко, фото Вячеслава Коломийца и Марии Амелиной, газета «Советский район»